Мактуб. Для арабов это слово означает, что нельзя повернуть реку вспять. Всё, что происходит с нами, предначертано Аллахом. Так мне объяснил отец незадолго до своей смерти.
Он дал мне жизнь, вырвав с корнями из родной земли свою, отрекаясь от своего предназначения, за что и поплатился жизнью. Говорят, в пустыне чувствуют себя, как в своей стихии, только бедуины и Боги. Я же не отношусь ни к первым, ни ко вторым. Так кто же я? Отец мой – сын эмира, а мать – женщина с запада, как пренебрежительно любят здесь говорить о женщинах. Их религия учит, что лишь три женщины были совершенны: Хадиджа – жена пророка Мухаммеда, вторая – его дочь Фатима, а третья, Марьям – мать пророка Иисуса. Моя же мать всего лишь несовершенная женщина, которая меня родила. Возможно, одной из причин, лишившей меня связи с востоком, был этот снобизм, разделивший мою жизнь на две: одна принадлежала миру запада, где я родился и вырос, а вторая – миру востока, чья кровь текла по моим жилам.
Кровь пустыни. Иногда я слышал её зов, шёпотом песков сходящий с барханов, манящий меня на закате быстро уходящего красного солнца. Каждый раз, когда я видел алое солнце, я вспоминал свою единственную поездку в ксар в Тафуде. Эта неприступная крепость принадлежит моему деду – эмиру. В тринадцать лет под предлогом увидеться с внуком он похитил меня, чтобы сделать из меня наследного принца. Тогда я был слишком мал, чтобы воспринимать эту поездку, как что–то опасное. Для меня это было захватывающее, невероятное приключение, которым я ещё не один год хвастался перед сверстниками. К тому же, ко мне действительно относились, как к принцу. Я был счастлив в Тафуде до тех пор, пока не понял, что мне уготована участь вечного пленника. И я, возомнив себя сказочным героем, решил сбежать. Бесстрашный, уверенный в своей победе, я не сомневался, что пустыня покориться мне, и я пересеку её в считанные дни. Каким же глупым я был. Теперь бескрайний песчаный океан вызывает во мне только страх и восхищение. Любоваться алым солнцем на западе, слушая зов предков, не то же самое, что видеть, как пред тобой огнём полыхает небо, сжигая воздух, размывая границы между мирами.
Десять лет я ждал этой новой встречи. Десять лет я жил в страхе, что однажды я увижу, как кровь пустыни разливается по дюнам, лишая меня дара речи, убеждая, что я, наконец, дома.
– Господин, завтра к обеду мы уже прибудем в ксар, – успокаивал взволнованного чужеземца один из слуг, сопровождавших наследного принца до крепости.
– Я знаю, Салах. Я знаю, – задумчиво ответил Роберт, всматриваясь в костёр в центре разбитого лагеря.
Наверное, со стороны он выглядел обеспокоенным. На самом же деле, молодого мужчину переполняли чувства, названия которым он не знал. Он не соврёт себе, если сознается, что за последние десять лет, с тех пор, как покинул эти земли, он впервые остался наедине с самим собой. С момента, как они сегодня отправились в путь из Марокко в Тафуд, время для Роберта остановилось. Воспоминания оживали с каждым следующим шагом. Ровно десять лет назад, на этом самом месте, они точно так же сидели с отцом у костра и грелись. Тогда мальчишка не мог взять в толк, почему в пустыне по ночам холодно. Мулай, младший сын эмира, рассказывал сыну о жизни востока. Эти истории накрепко поселились в памяти впечатлительного ребёнка и, даже спустя много лет, Роберт точно знал, куда они направятся дальше, и что ожидает его впереди.
Рано утром наследный принц и его свита продолжили путь на верблюдах по золотым пескам. От лагеря, где они ночевали, дальше дорог не было. Как по часам, ровно к обеду, пустынный караван верблюдов прибыл в назначенное место, где провожатые должны были передать гостя воинам бенизаир, чтобы те безопасно доставили драгоценного внука эмира во дворец.
Местные жители удивительным образом ориентировались не только на безликой для европейцев местности, но и в ощущении времени. Не успели они подняться на холм, как вдалеке показался конный отряд, скачущий им навстречу. Здесь не было дорог ни десять лет назад, ни двадцать пять, когда Мулай, отец Роберта, покидал эти земли, ни сто веков назад.
Сердце наследного принца затрепыхалось при виде семейного флага, развевающегося по ветру в руках одного из наездников. Вмиг Роберта настигло жуткое нетерпение, обвенчанное с восторгом и воодушевлением. Мужчина сам не понимал, как широко улыбается и щурится от острого песчаного ветра, выглядывая знакомое лицо. По мере приближения гонцов улыбка сходила с его лица. Молодой человек не увидел того самого, кого даже не подозревал, что будет ждать, оказавшись на этом холме, в нескольких десятках миль от крепости.
Все знали, что принц с запада был отличным наездником, поэтому для наследника пригнали лучшего жеребца. Роберт и вправду с детства любил ездить верхом и с удовольствием поскакал бы сейчас со всей дури навстречу судьбе, пронзая раскаленный воздух. Однако, не обнаружив среди встречающих старого знакомого, мужчина поник. Какие такие дела могли удержать Ману в замке и помешали встретить первого и, возможно, единственного лучшего друга?
Бенизаир – воины великой пустыни Дроа, принадлежавшей Роберту, как и этот народ. Здесь его нарекли именем Мухаммед, и с этого момента он редко услышит имя, данное ему при рождении. На все вопросы стража не давала чётких ответов. Роберт точно знал, что его друг Ману был предводителем этого огромного войска бенизаир. Когда–то эмир даровал ему эту честь, однако его добрая воля была словно оплеухой для мальчишки, которому было столько же лет, сколько и Роберту. Но об этом позже. Самое главное, что он жив, и находится в крепости, ожидая появления принца Мухаммеда. Так ему сообщили встречающие.